Неточные совпадения
Борис. Воспитывали нас
родители в Москве хорошо, ничего для нас не жалели. Меня отдали в Коммерческую академию, а сестру в пансион, да оба вдруг и
умерли в холеру; мы с сестрой сиротами и остались. Потом мы слышим, что и бабушка здесь
умерла и оставила завещание, чтобы дядя нам выплатил часть, какую следует, когда мы придем в совершеннолетие, только с условием.
— «
Родитель, говорит, мой — сын крестьянина, лапотник, а
умер коммерции советником, он, говорит, своей рукой рабочих бил, а они его уважали». «Ах ты, думаю, мать…» извини, пожалуйста, Клим!
Иван Петрович осенью 1828 года занемог простудною лихорадкою, обратившеюся в горячку, и
умер, несмотря на неусыпные старания уездного нашего лекаря, человека весьма искусного, особенно в лечении закоренелых болезней, как то мозолей и тому подобного. Он скончался на моих руках на тридцатом году от рождения и похоронен в церкви села Горюхина близ покойных его
родителей.
Католики жаловались мне, что ксендз приезжает очень редко; дети подолгу остаются некрещеными, и многие
родители, чтобы ребенок не
умер без крещения, обращаются к православному священнику.
— В будущем году! Невесту он себе еще в прошлом году приглядел; ей было тогда всего четырнадцать лет, теперь ей уж пятнадцать, кажется, еще в фартучке ходит, бедняжка.
Родители рады! Понимаешь, как ему надо было, чтоб жена
умерла? Генеральская дочка, денежная девочка — много денег! Мы, брат Ваня, с тобой никогда так не женимся… Только чего я себе во всю жизнь не прощу, — вскричал Маслобоев, крепко стукнув кулаком по столу, — это — что он оплел меня, две недели назад… подлец!
Взрослые смеялись над нами, говоря, что все это враки, что
родители Лавровского
умерли своей смертью, от голода и болезней.
Родитель мой
умер, состоя на действительной службе и достигнув, на пятьдесят седьмом году от рождения, чина губернского секретаря.
Может ли статься, думал я, чтобы наше дело было неправое, когда вот
родитель уж на что был большого разума старик, а и тот не отступился от своей старины: как жил в ней, так и
умер.
«Собираться стадами в 400 тысяч человек, ходить без отдыха день и ночь, ни о чем не думая, ничего не изучая, ничему не учась, ничего не читая, никому не принося пользы, валяясь в нечистотах, ночуя в грязи, живя как скот, в постоянном одурении, грабя города, сжигая деревни, разоряя народы, потом, встречаясь с такими же скоплениями человеческого мяса, наброситься на него, пролить реки крови, устлать поля размозженными, смешанными с грязью и кровяной землей телами, лишиться рук, ног, с размозженной головой и без всякой пользы для кого бы то ни было издохнуть где-нибудь на меже, в то время как ваши старики
родители, ваша жена и ваши дети
умирают с голоду — это называется не впадать в самый грубый материализм.
Старших дочерей своих он пристроил: первая, Верегина, уже давно
умерла, оставив трехлетнюю дочь; вторая, Коптяжева, овдовела и опять вышла замуж за Нагаткина; умная и гордая Елисавета какими-то судьбами попала за генерала Ерлыкина, который, между прочим, был стар, беден и пил запоем; Александра нашла себе столбового русского дворянина, молодого и с состоянием, И. П. Коротаева, страстного любителя башкирцев и кочевой их жизни, — башкирца душой и телом; меньшая, Танюша, оставалась при
родителях; сынок был уже двадцати семи лет, красавчик, кровь с молоком; «кофту да юбку, так больше бы походил на барышню, чем все сестры» — так говорил про него сам отец.
Там мне подали, наконец, письмо, в котором меня извещали, что сын мой
умер и похоронен отцом, что малютка теперь на небесах и молится за
родителей.
Детей, разумеется, жалко, но если подумать, что их могло ожидать при семейном разладе
родителей, то, может быть, для них самих лучше, что они
умерли в самые ранние годы.
Это была богатая купеческая вдова, некогда воспитанная, по воле
родителей, в каком-то пансионе и потом, тоже по воле
родителя, выданная за купца с бородою, который, впрочем,
умер от удара, предоставив супруге три фабрики и до миллиона денег.
— Дал мне бог ум и другие способности, — рассуждал потом Павел вслух, —
родители употребили последние крохи на мое образование, и что же я сделал для себя? Женился и приехал в деревню. Для этого достаточно было есть и спать, чтобы вырасти, а потом есть и спать, чтобы
умереть.
Селиван был кромский мещанин;
родители его рано
умерли, а он жил в мальчиках у калачника и продавал калачи у кабака за Орловской заставой.
По приказанию
родителей я, разлинеяв бумагу, написал к Петруее сам:"Знаешь ли, брат, что? Брат Павлусь приказал тебе долго жить". Маменька прослушали и, сказав, что очень жалко написано, прослезилися порядочно. В ответ мне Петрусь пространно описывал — и все высоким штилем — все отличные качества покойного и в заключение, утешая себя и меня, прибавил:"Теперь нам, когда батенька и маменька помрут, не между шестью, а только между пятью братьями — если еще который не
умрет — должно будет разделяться имением".
Прохор Прохорыч. Гражданскими делами, вероятно, мало занимались? Но я говорю сущую справедливость. Я пользовался еще расположением покойного вашего
родителя! Прекраснейший был человек, как теперь на него гляжу: собой этакой полный, глаза навыкате, весельчак был такой, что и свет другого не производил; я ему часто говоривал: — Неправильно, говорю, дядюшка, Рамешками владеете, поделитесь. — «А вот погоди, говорит, как
умру, так тебе поросатую свинью оставлю…» — да сам и захохочет, покойный свет!
Парень. С тех пор как
умерли мои
родители, мне больше негде столоваться, Никита Федорович. Первоначально столовался я у моей замужней сестры, но семья у них, знаете ли, большая, ртов много, а работников один только зять. Вот и говорят они мне: ступай, говорят, Гриша, столоваться в другое место, а мы больше не можем, чтобы ты у нас столовался. И тут совсем было я погиб, Никита Федорович, и решился живота.
Нелли скоро затем
умерла; а Наташа с
родителями отправилась в провинцию, где старик Ихменев выхлопотал себе какое-то место, проиграв окончательно свой процесс с князем и лишившись своей последней деревеньки Ихменевки.
— Еще
умрет, пожалуй, тогда всем беда, опять же
родитель из Ярославля приехал, всех на ноги поднял… суд да дело…
Я не имел более ни времени, ни случая наблюдать отношения моих
родителей, потому что отец мой скоропостижно
умер на другой день после описанной мною сцены. С этого и началась та катастрофа, о которой я сказал в конце предыдущей главы.
Родители у меня
умерли давно.
— Нет, сударь, — почти обидчиво ответила Федосеевна. — Я никогда в рабском звании не состояла. К
родителям Санечкиной маменьки я поступила в нянюшки по найму. Папенька мой служил писцом в ратуше,
умер, нас семь человек было.
«Молодость моя погибла ни за грош, как ненужный окурок, — продолжал я думать. —
Родители мои
умерли, когда я был еще ребенком, из гимназии меня выгнали. Родился я в дворянской семье, но не получил ни воспитания, ни образования, и знаний у меня не больше, чем у любого смазчика. Нет у меня ни приюта, ни близких, ни друзей, ни любимого дела. Ни на что я не способен и в расцвете сил сгодился только на то, чтобы мною заткнули место начальника полустанка.
— Нет, — покачала головой молодая девушка, — мне осталось только
умереть… Он меня не любит… Я в том убедилась… К
родителям я не вернусь… Ему я не нужна… Он не знает, как от меня отделаться… Я сама вижу…
Круглый сирота и уроженец Петербургской губернии, он потерял своих
родителей, которых он был единственным сыном, в раннем детстве, воспитывался в Петербурге у своего троюродного дяди, который
умер лет за пять до времени нашего рассказа, и Евгений Иванович остался совершенно одиноким.
Она упомянула Зенону сначала о своей родине в далекой Фракии, откуда она была увезена в детстве в Антиохию и выросла там при беспрестанных тревогах по поводу быстрых и частых перемен в положении ее
родителей, а потом она рассказала, как была отдана замуж за старого и очень безнравственного византийского вельможу, который понуждал ее к постыдным для женщины поступкам в угоду высшего вельможи, от которого зависело его служебное повышение, и как она воспротивилась этому и много за то претерпела, а потом, когда муж ее
умер, оставив ей большое богатство, она, по любви к независимости и свободе, не захотела вернуться в свою эллинскую семью, ибо ей противна подчиненность безгласных в семье эллинских женщин, а переселилась из Антиохии в Египет, где женщины не находятся в таком порабощении, как у эллинов.
Таким образом росло его имя, и он получал такой значительный заработок, что уже не только не требовал никакой поддержки от
родителей, но когда отец его
умер и дела их пошатнулись, то Фебуфис уступил свою долю отцовского наследства брату и сестре и стал присылать значительные суммы нежно любимой матери.